Надоело говорить и спорить,
И смотреть в усталые глаза.
В флибустьерском дальнем синем море
Бригантина поднимает паруса...

Озеро было бурным. Вещи раскидало по каюте.
У руля впервые было страшно: маленькая, юркая яхта нагибалась под напором. Это было интересно и ново.

Вокруг Кингстона много мелей и рифов. И стоят буйки, и тихо попискивает сонар, когда глубина поднимается до 20 футов.
Песчаные дюны, путь до которых занял 6 часов, рассыпались теплым и мягким песком. Я уже забыла, как сладок песок под ногами.
А в зарослях хмеля теснились тучи некусачих комаров: так, что нельзя было ни шагу ступить с песка, не взметнув мерзкий черный вихрь. Хотя песка и озера было вполне достаточно.

Ночью над нами бледно висел Млечный путь. Обычно его не видно, но до середины излучья реки Святого Лавпентия не долетал свет города.
И мы наблюдали целых 2 фейерверка по случаю дня Канады: с даунтауна и парка Конфедерации. Хотя им было не сравниться с фейерверками Гэндальфа.

К ночи меня трясло от холода, потому что никто не сообразил подсказать мне, что с собой лучше взять еще одну пару теплой одежды и носки, ибо те, что на мне надеты я могу промочить. Своей головы не хватило, потому что я впервые была на яхте.
Дэйв мог бы отдать мне одну из своих курток, если бы я попросила.
Но я не стала просить.
Гордость? Проверка - заметит ли он что-нибудь, предложит ли сам?
Но если человек не привык заботиться о ком-то другом, как он может заметить? Это не эгоизм - это просто, отсутствие привычки. Как невзятие с собой теплой одежды.

Я не злилась на него. Я не злилась на себя. Я просто лежала на спине, глядя в звездное небо и постепенно теряя чувствительность в теле.
А он о чем-то со мной разговаривал.
Ветер немножко покачивал яхту, и по воде плыли пузырьки.
Я только в третий раз очень мягко попросила включить мотор.

Но когда человек счастлив, разве он прислушивается к другим?